*становится на табуреточку, откашливается*
Вот уже тринадцать лет я варюсь в песнях на идише -- это на самом деле umbrella term, в который входят много жанров: и народные песни, и ушедшие в народ авторские (как, например, песни Гебиртига, Варшавского, Зелика Бардичевера и др.), и театральный репертуар, и хасидские нигуны, и антихасидские маскильские сатиры, и современные авторские произведения... Жанры очень разные, но у них есть некий общий фундамент, своего рода "соединительная ткань" -- и мелодическая/ладовая, и общие культурные отсылки, и, что самое важное, интонация (в том смысле, который в этот термин вкладывал музыковед Борис Асафьев).
Так вот, в результате этих тринадцати лет слушания, ученичества и (иногда) исполнительства я пришла к такому выводу: чуть ли не самое важное в исполнении песен на идише -- это "ЧТОБ НЕ СТЫДНО БЫЛО ЗА ИСПОЛНИТЕЛЯ!"
Или это можно сформулировать как заповедь: "Не пережми".
А именно: чтобы исполнитель не был, что называется, schmaltzy (приторно-пафосным). Чтобы не подавал себя как "я -- Певец и я вам Сейчас Спою!", чтобы не разливался соловьём, чтобы оперно не голосил на заключительной ноте, чтобы не выжимал трёхлитровую слезу на слове "мамэ", не впадал в разухабистость, не подвывал — вот чтобы всей этой похабщины не было. Потому что специфика этого жанра (ну, вязанки жанров) такова, что там до сентиментальности один шаг -- т.н. "плачевость" заложена в ашкеназской музыкальной стилистике (например, крехцы-всхлипы -- мелизм, характерный и для еврейской скрипки, и для пения, он есть и у клезмеров, и у исполнителей народных песен, и у канторов, и у хасидов), и нужна большая чуткость, чтобы этого шага не сделать.
(Помню, когда я впервые услышала, как поёт Теодор Бикель, очень удивилась: я на тот момент уже знала, что он -- певец-легенда, и ожидала услышать что-то очень развесистое -- а оказалось, он поёт очень спокойно, почти как говорит; хотя вместе с тем -- очень музыкально, выразительно, но без всякого раздувания жабр).
Именно поэтому, например, Фима как учитель так требователен, и останавливает ученика как только тот возьмёт хотя бы одну... не фальшивую ноту, а ноту с фальшивой интонацией. Сразу затыкает ему рот и объясняет, что только что произошло. Я сначала от этого очень дёргалась -- я же ещё даже слово допеть не успела, а меня уже прерывают! -- а потом поняла. Это не про ноту, это про подход: шаги в сторону пропасти-пошлости надо выправлять в самом начале.
У Окуджавы есть такое стихотворение: "Чувство собственного достоинства — вот загадочная стезя, на которой разбиться запросто, но с которой свернуть нельзя".
А очень много кто этот шаг делает, причём сознательно, обильно и с удовольствием. А песню (как и слушателя) дополнительно доить не надо, она сама по себе лирична; если же дополнительно давить на все эти рычаги, очень легко сделать из хорошей вещи приторно-слезливую пошлятину. Как когда-то сказала Аня Герасимова о подобном поведении, но не в музыке, а в литературе: "Не надо дрочить читателю".
Тут можно возразить, что этот критерий применим отнюдь не только к ашкеназской музыке, а к любой, и не только к музыке, а вообще ко всему. Но дело в том, что каждая музыкальная традиция имеет свою исполнительскую стилистику: скажем, в бретонских песнях, или в грузинском многоголосии, или в критских ризитика нет этой опасности -- сделав лишний шаг, скатиться в сентиментальную пошлятину, -- потому что в них не заложена эта потенциальная слеза. Там эту слезу, даже если захочешь -- не подпустишь: её там тулить некуда. А, скажем, во фламенко надрыв не только оправдан и органичен, но даже необходим. Так что нет, этот критерий не так уж универсален.
Так вот. Одна из моих самых любимых песен на идише ever -- это "Дос лидл фун голденем ланд" Гебиртига. Тот редкий случай, когда мелодия и текст -- два сапога пара, та самая заветная встреча, ни убавить ни прибавить, и оба этих элемента в песне так естественны, как дыхание или движение (Я когда-то попыталась это описать вот тут:
https://huli-tam.livejournal.com/1262875.html). Песня сама по себе такая щемящая, что стоит чуть пережать в исполнении, как получается та самая слезливость. Но если её спеть правильно, «װי גאָט אַליין נאָר װיל», от неё сердце разрывается. И вот я вчера решила поискать, есть ли какие-то хорошие исполнения этой вещи. Т.е. есть хорошие инструментальные аранжировки, например у Bester Quartet, но я искала именно вокальные. И почти всё, что я нашла, мне не нравилось — большинство слезливые, а то, что не слезливое — какое-то трансовое замороженное, или же милое, но жеманно-манерное, тоже не то.
И вот включаю очередную запись, имя исполнительницы мне незнакомо, я уже думаю: ну щас будет очередная звезда местного разлива выкатывать всю свою тяжёлую артиллерию. Включаю -- и слышу там ровно то, что искала: вместо слезливости -- спокойное достоинство, никаких преувеличенных всхлипов, никакого нарочито-певческого "разлива" -- при этом у меня аж мурашки пошли от её исполнения. И последнюю ноту она тоже так деликатно и трогательно выдержала. Думаю, а кто это такая вообще? Смотрю аккомпанирующий состав: Merlin Shepherd Quartet, хаха! Все свои. Мерлин на кларнете, Поля на фортепиано... А вокалистку зовут Хильда Бронштейн.
https://www.youtube.com/watch?v=a9Dsd3rGqZ0
Я послушала и другие песни, которые она поёт на этом альбоме (
Hilda Bronstein Sings Yiddish Songs Old and New) -- и получила огромное удовольствие. И с чувством, и с достоинством, и музыкально как-то очень хорошо, наполненно и живо. И альбом такой славный, там и Фимина песня, и Аркадия Гендлера, и её собственные -- и всё так достойно, так по-хорошему!
Страшная песня про телегу с грудой обуви (уже по названию было понятно, о чём пойдёт речь) -- и там тоже легко можно было бы промахнуться, уйти в рыдания, но и там Хильда не оступилась ни разу.
Более того -- она там ещё поёт "Цигайнерл" -- вот терпеть не могу эту песню, при том что например Алина её поёт везде и всегда, и у Алины замечательный голос, и живое чувство, и чувство меры и такта, но сама эта вещь мне кажется просто какой-то квинтэссенцией пошлятины и пьяного веселья. Так вот я чисто для интереса послушала, как её поёт Хильда -- и она даже её умудряется исполнять так, что не стыдно, нет пошлятины! Сдержанно она её поёт, насколько это возможно. И в "Авремл дер марвихер" не уходит в разухабистую cмесь кабаре и блатняка, как это некоторые делают.
Или на другом альбоме, где
она поёт "Кум, Лейбке, танцн", тоже Гебиртига, тоже очень люблю эту вещь -- это уже песенка такая игривая, с некоторой водевильностью, что ли -- и там она позволяет себе эту водевильность, шутливую томность -- но тоже ровнёхонько в меру, не превращает её в "но грозовые тучи кружатся над вулканом страстей!"
Вот человек понимает, как надо. Нигде не пережимает ни с драмой, ни с ностальгией, ни с сентиментальностью, не выпендривается -- прямо вот как те еврейские народные исполнительницы, "старая гвардия", которые не считали себя певицами и именно потому пели так хорошо. Как Рут Рубин и её информанты-информантки. (
И как Эстер Паперная!)